
Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина разрушится, мы имеем от Бога жилище не небесах, дом нерукотворенный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище; Только бы нам и одетым не оказаться нагими.
2-е Коринфянам 5:1-3.
Осенний лист прильнул к стеклуОконной рамы, – Висит упрямо.
Он, видно, проявил каприз, Желанья нету Лететь в последний свой круиз На землю эту.
На черном полотне ночи Лист одиноко Светился огоньком свечи, Смотрел, как око.
И будто сердцу говорил: «Ну что, дружище, Сидишь, листаешь словари, И рифму ищешь?
А я своё отшелестел, Жизнь прожил просто, Лечу в последний свой удел, Чтоб стать компостом.
Ты всем доволен и в тепле Пьёшь чай с лимоном, И смотришь, как я на стекле Повис кулоном.
Вот, ты взираешь на меня Без вдохновенья. Но я горю не от огня, – Пришел час тленья.
Я прожил весь земной свой срок В труде и честно. Пришел, чтоб преподать урок Тебе нелестно.
Одно хочу сказать тебе, Что я твой ближний, Что в нашей непростой судьбе Есть сходство жизни.
Конечно, что тебе со мной Вести беседу? Я пережил и дождь и зной, Ветра и беды.
Под кровлей я с тобой не жил, Не сеял Слово… Но я не жил жизнью ханжи, Был всем покровом.
Я тенью создавал уют, Дарил прохладу И укрывал прохожий люд Не за награду.
В дождливый день был словно зонт, Берег земное. В жары неистовый сезонСкрывал от зноя.
Как видишь, жизнь свою прожил Я не напрасно, Я зелен был до самых жил, А ныне – красный.
И ты местами поседел, Вот, волос редкий. Пойдешь однажды в свой удел, Туда, где предки.
Нуждался ль кто-нибудь в тебе? В твоей подмоге? Кому ты пособил в беде? И что в итоге?
Впустил ли ты к себе под кров Кого-то ночью? Что ты имеешь кроме слов, Вообще, воочью?»
Меня хватил глубокий шок, Забилось сердце. Как будто я попал в мешок Со злющим перцем.
Дыханье сперло, сильный ток Прошел по жилам, В лицо плеснулся кипяток, Вдруг запершило.
Я с детства врать был не мастак, – Краснел отлично. Вопрос листа застал впросак, Поймал с поличным.
Я стал пунцовым, как кумач, Лицом зарделся. Огонь души – души палач, Вдруг возгорелся.
Вся жизнь предстала предо мной Одной картиной, – Лишь только в суете земной, Сплошной рутиной.
Я что-то делал каждый день, Куда-то ехал. Но где плоды? От них лишь тень, Одна прореха.
Я делал вроде бы добро, Но все по плоти. И было Божье серебро[1] Не в обороте...
И тут меня пронизал страх, Пронизал ужас, – Который в луже?
Я побелел и стал, как мел, Лишился речи. От слов листа я онемел По-человечьи.
Не знал я, что листу сказать, В душе смутился. Не смог себя я оправдать, – Осуетился.
А лист, оканчивая речь, Сказал мне в уши: “Ну что? Слова мои, как меч, Пронзили душу?
Я разбудил тебя, заметь, От сна, сдается. Но под лежачий камень, ведь, Вода не льется!“
Тут он внезапно замолчал, Как бы запнулся.Лист больше мне не докучал, В себе замкнулся.
Сейчас с растерянным лицом Смотрелся жалко. Стоял раздетым подлецом, Свечным огарком.
Я понял вдруг до сердца дна, До нервной дрожи, Что в Боге жизнь всего одна, Она дороже.
Не любование собой – Занятье в Боге, Но каждый день идти на бой В Христовой тоге!
Кивнул внезапно, словно друг, Со мной прощаясь, Стекло покинув, сделал круг, Исчез, вращаясь.
А я был будто сам не свой, Внутри – смятенье. В окно таращился совой От обличенья.
И думал: с чем предстану я Перед Престолом? Земли покину я края Неужто голым? 07.11.08
2-е Коринфянам 5:1-3.